— Вот ты, сынок, вырастешь, потом состаришься, потом когда-нибудь умрёшь. И вот положат тебя в гроб, начнут опускать в могилу, и кто-то будет руководить этим процессом и приговаривать: "Ниже... Ещё... Ещё немного... Теперь чуть левее... Ещё чуть... Вот, теперь всё хорошо!"
— Вот ты, сынок, вырастешь, потом состаришься, потом когда-нибудь умрёшь. И вот положат тебя в гроб, начнут опускать в могилу, и кто-то будет руководить этим процессом и приговаривать: "Ниже... Ещё... Ещё немного... Теперь чуть левее... Ещё чуть... Вот, теперь всё хорошо!"
Вчера были в одном мошаве, где строится новый район. На одном из участков под застройку встретили пса. Молодой, шерсть в хорошем состоянии, но худой и на морде демадекозные пятна. Нашли пластиковую коробку, налили воды. Покормили кошачьими консервами, у нас всегда они в багажнике. Пес сначала на нас косился и боялся есть. А когда поел, сам подошел поблагодарить. Потом подумал и решил, что он пойдет к нам жить. В машину он лезть не захотел. И мы решили, что не судьба. Тут с одной из строек мужик нам стал кричать, что пес этот несчастный, и, если мы его не заберем, то его просто случайно задавят грузовики или кто-нибудь изобьет.
Запихнули пса в машину, привезли домой. Вчера же пес получил первый укол от демадекоза. Надо еще два с промежутком в 10 дней. Потом будем думать что с ним делать.
Надо как-то прореживать ряды собак. От Клары точно надо избавляться, попробуем ее куда-нибудь пристроить.
Д-р Эрман часто Ларисе рассказывал про некую Карлу. Она жила в Ашкелоне, подбирала собак. "А потом Карла переехала в мошав и сошла с ума," - этим заканчивался рассказ. Мы представляли себе Карлу страшной, всклоченной сумашедшей старухой. Однажды она пришла в клинику. Оказалась холенной дамой средних лет. Полицейская на пенсии. Ее "сумашествие" заключалось в количестве собак. Их количество у нее колеблется от 8 до 20, она подбирает, лечит, передерживает, пристраивает... Правда полицейская пенсия позволяет ей это делать.
Интересно, про нас д-р Эрман тоже рассказывает "переехали в мошав и сошли с ума"?
Решили с Ларкой себя ограничивать.
А как еще это объяснить, если он мне прямо сказал, что такой проблемы, как у меня, он в жизни не видел? Он-то не знает, что у меня все проблемы такие, особенные, трудно разрешимые. По жизни, не только в интернете.
И вдруг, Кируля признается, что не видит разницы между словами "хофеш" и "херут". Ну вот, не понимает она как это два слова означают свободу. "Может, это аналоги свободы и воли?"
Я далеко не преподаватель, я даже не особо радивый ученик. Но понимаю, что Марианна с голой грудью на баррикадах - это херут, а Йоси в растянутых шортах на пляже - это хофеш.
Судя по всему, разницу между свободой и волей она тоже не ощущает. Тяжело, когда нет чувства языка. Никакого.
Я не могу сказать, что я полностью согласна с этим утверждением, но доля правды в нем есть. Особенно, это заметно на фоне комментариев, в которых несчастного Торика обвиняют в растлении малолетних. Ведь "картина секса родителей может вызвать у ребенка заикание".
Дело в том, что все зависит от возраста ребенка, ставшего свидетелем такой сцены. Если мы говорим о возрасте 6-10 лет, то именно сокрытие от него сексуальной составляющей жизни родителей и вывод секса в постыдную категорию отношений приводит к шоку: "и эти люди запрещают мне ковыряться в носу".
Если же ребенок мал, то картина секса воспринимается им как агрессия отца по отношению к матери. Вот тут людям, опасающимся заикания от психологической травмы, стоило бы подумать. Подумать о том, что почему общественное мнение однозначно отрицательно относится к наблюдению детьми сексуальных сцен, а картины, когда папа ебашит маму кулаком по морде, никого не беспокоят?
Звонит одна дама:
- Я купила таблетку от глистов, но не знаю как ее дать коту.
читать дальше что удивило Ларису
Сегодня связались с организацией "Дайте животным жить" по поводу собаки, которую привязали возле склада у нас в мошаве. Без еды и воды. Лариса пса покормила, попоила, но вопрос надо решать кординально. Эти Альтман, глава амуты, перезвонила и сказала, что нашла кого-то, кто приедет и разберется. А я, пользуясь случаем, предложила обменять мелкую сучку на крупного кобеля, которому трудно найти дом. И Эти, как ни странно, не удивилась, а попросила прислать фотографию Клары. Теперь думаю, может поменять десяток кошек на корову? Трейд-ин.
И это напомнило. Одно время в клинике д-ра Эрмана жил слепой кот Джо и пес без передней лапы Шон. Естественно, они остались там, потому что их нашли на улице и спасли им жизнь. Эйнат, ассистентка, души не чаяла в Джо и, в связи с этим, кот весил килограммов 8. Он катался на капельницах и лазил в сумки к клиенткам. А Шон был любимчиком д-ра Эрмана и они целовались, когда никто не видел. Шон утром выходил гулять и гулял по всем русским магазинам в округе. В результате прогулки, он к обеду блевал в клинике непереваренной ветчиной и пастрамой. И д-р Эрман решил наконец-то двух мерзавцев куда-нибудь пристроить. И он стал предлагать всем давним клиентам:
- У нас сейчас проходит акция: берешь слепого кота и получаешь трехногую собаку в подарок!
Шон сейчас живет на вилле с бассейном возле Кейсарии. И Джо тоже нашел дом, но где не знаю.
Хэлп!!!!!!!
г. Екатеринбург, ул. Пехотинцев 11
Прямо рядом конечная остановка кучи маршруток, трамвайная остановка. Прямо за домом имеются все необходимые магазины. Недалеко находится ТЦ Карнавал.
Квартира (двухкомнатная), не побоюсь этого слова - обалденная. И совсем не дорого. ЕСТЬ ВСЕ: встроенная техника, новая стиральная машина, пылесос, стеклопакеты, евро ремонт, лоджия, раздельный санузел. Квартира очень уютная.
Ищу в качестве соседей либо влюбленную парочку (пол значения не имеет

Очень очень вас ищу!!
За подробностями в личку: у-мейл, vkontakte.ru/id10709627, либо [email protected]
ФОТО КВАРТИРЫ
« Ты знаешь, чем отличается наша жизнь на землях гоев от нашей жизни здесь? Рабинович усмехнулся. Он и сам бы хотел знать — чем. — Тем, что твоя фамилия может прожить там тысячу лет, и полить ее кровью, и удобрить прахом своих поколений. Но все равно придет день, когда та земля крикнет тебе: «Грязный вонючий жид! Убирайся с моего тела!» Она будет орать тебе это в лицо, даже когда ты упадешь на нее на поле боя, она отравит тебе этим воплем последние минуты жизни, и ты умрешь с горечью в сердце, даже не зная, как читается «Шма, Исраэль!», потому что твои ассимилированные гортань и нёбо не приспособлены для звуков этой молитвы… А твоя земля… Ты мог болтаться вдали от нее тысячу и две тысячи лет, но когда ты все таки вернешься сюда из прекрасного города своего детства и своей юности, от любимых друзей и возлюбленных (обаяние чужой расы!), которых ты так умело ласкал… когда ты все таки вернешься… она отверзает для тебя свое лоно и рожает тебе, и рожает — дважды в год… Ты не успеваешь снимать плоды с деревьев… А когда ты умираешь, она принимает тебя в последнее объятие и шепчет тебе слова кадиша — единственные слова, которые жаждет услышать твоя душа… Вот что такое эта земля — для тебя. И только для тебя… Для других она была камнем, бесчувственным камнем, как фригидная женщина. Потому что женщину можно угнать в чужой гарем, ее можно взять силой — но насильник никогда не дождется от нее вздоха любви. »
"Вот идет Мессия!..", Дина Рубина.
1995-1996.
Иерусалим.
Телега медленно приближалась, возница, вздрагивая опущенной головой, время от времени, не просыпаясь, чмокал губами, несильно дергая вожжи, и вдруг обезьяны, настроенные до того довольно миролюбиво, пришли в необычайное злобное возбуждение.
Один из первых обломков угодил вознице прямо между лопаток. Фермер вздрогнул, выпрямился и широко раскрытыми налитыми глазами обвел окрестности...
– Отряд, в укрытие! – браво скомандовал Фриц и устремился в ближайшую подворотню. Все кинулись кто куда, врассыпную, Андрей прижался к стене в мертвой зоне и с интересом следил за фермером, который в полном обалдении озирался по сторонам и, по-видимому, ничегошеньки не соображал. Затуманенный взор его скользил по карнизам и водосточным трубам, облепленным беснующимися павианами, он зажмурился и затряс головой, а потом снова широко раскрыл глаза и громко произнес:
– Ядрит твою налево!
– В укрытие! – кричали ему со всех сторон. – Эй, борода! Сюда давай! По кумполу же получишь, обалдуй болотный!..
– Да что ж это такое! – взревел фермер. Новый осколок стукнул его в лоб. Фермер замолчал и стремглав бросился к своей телеге.
Это было как раз напротив Андрея, и Андрей подумал сначала, что фермер упадет сейчас боком на телегу, махнет по всем по двум и умчится к себе на болота, подальше от этого опасного места. Но бородач и не думал махать по всем по двум. Бормоча: «З-за-ра-зы, пр-роститутки...», он с лихорадочной поспешностью и очень ловко расшпиливал свой воз. Андрею за его широкой спиной не было видно, что он там делает, но женщины в доме напротив все видели – они вдруг разом завизжали, захлопнули окна и скрылись. Андрей глазом моргнуть не успел. Бородач ловко присел на корточки, и над его головой поднялся к крышам толстый, масляно отсвечивающий ствол в дырчатом металлическом кожухе.
– А-атставить! – заорал Фриц, и Андрей увидел, как он громадными прыжками несется откуда-то справа прямиком к телеге.
– Ну, гады, ну, заразы... – бормотал бородач, совершая какие-то замысловатые и очень сноровистые движения руками, сопровождавшиеся скользящими металлическими щелчками и позвякиваниями. Андрей весь напрягся в предчувствии грохота и огня, и обезьяны на крыше, видимо, тоже что-то почуяли. Они перестали швыряться, присели на хвосты и, беспокойно вертя собачьими головами, принялись трескуче обмениваться какими-то своими соображениями.
Но Фриц был уже рядом с телегой. Он схватил бородача за плечо и повелительно повторил:
– Отставить!
– Подожди! – досадливо бормотал бородач, дергая плечом. – Да подожди, дай я их срежу, сволочь хвостатую...
– Я приказал – отставить! – гаркнул Фриц.
Тогда бородач поднял на него лицо и медленно поднялся.
– Чего такое? – спросил он, с неимоверным презрением растягивая слова. Ростом он был с Фрица, но заметно шире его и в плечах, и пониже спины.
– Откуда у вас оружие? – резко спросил Фриц. – Предъявите документы!
– Ах ты сопляк! – с грозным удивлением сказал бородач. – Документы ему! А вот этого не хочешь, вошь белобрысая?
– Я еще раз настоятельно прошу вас предъявить документы, – с ледяной вежливостью повторил Фриц.
– А шел бы ты в жопу, – лениво ответствовал бородач. Смотрел он теперь главным образом на Румера, а руку как бы невзначай положил на кнутовище весьма внушительного кнута, искусно сплетенного из сыромятной кожи.
– Вы отлично знаете, – сказал Фриц бородачу, – что оружие в черте города запрещено. Тем более – пулемет. Если у вас есть разрешение, прошу предъявить.
– Нам разрешения не полагаются, – лениво говорил между тем бородач, поигрывая кнутом. – Нам вообще ни хрена не полагается, только кормить вас, дармоедов, нам полагается...
...– Я – человек неученый, – сказал вдруг дядя Юра, любовно заклеивая языком новую козью ногу. – У меня четыре класса образования, если хотите знать, и я тут уже Изе говорил, что сюда я, прямо скажем, попросту удрал... Как вот ты... – Он указал козьей ногой на Фрица. – Только тебе из плена дорога открылась, а мне, значит, из колхоза. Я, если войны не считать, всю жизнь в деревне прожил и всю жизнь света не видел. А здесь вот – увидел! Что они там со своим Экспериментом мудрят – прямо скажу, братки, не моего это ума дело, да и не так уж интересно. Но я здесь – свободный человек, и пока мою эту свободу не тронули, я тоже никого не трону. А вот если тут которые найдутся, чтобы наше нынешнее положение фермерское переменить, то тут я вам в точности обещаю: мы от вашего города камня на камне не оставим. Мы вам, мать вашу так, не павианы. Мы вам, мать вашу так, ошейники себе на горло положить не дадим!..
– Врешь, – сказал Андрей, обмирая. – Врешь ты все, Сельма Нагель.
– Зачем это мне врать? – удивилась Сельма. – А кто жил? Не знаешь?
– Мэр! Мэр нынешний там жил, понятно?
– А, – сказала Сельма равнодушно. – Понятно.
– Что – понятно? – сказал Андрей. – Что это тебе понятно?! – вскричал он, накаляясь. – Что ты вообще можешь здесь понимать?! – Он замолчал. Об этом нельзя было говорить. Это надо было пережить внутри себя.
– Лет ему, наверное, под пятьдесят, – с видом знатока объявила Сельма. – Старость на носу, бесится человек. Климакс! – Она усмехнулась и снова уставилась на портрет с болонкой.
Наступило молчание. Андрей, стиснув зубы, переживал за мэра. Мэр был обширный, представительный, с необычайно располагающим лицом, сплошь благородно седой. Он прекрасно говорил на собраниях городского актива – о воздержании, о гордом аскетизме, о силе духа, о внутреннем заряде стойкости и морали. А когда они встречались на лестничной площадке, он обязательно протягивал для пожатия большую теплую сухую руку и с неизменной вежливостью и предупредительностью осведомлялся, не мешает ли Андрею по ночам стук его, мэра, пишущей машинки...
– Ну, уж во всяком случае, не ошейники надевать, – сказал Андрей.
– Правильно! – сказал Изя с одобрением. – Конечно, не ошейники надевать. Первый же напрашивающийся деловой вывод: скрыть существование павианов. Сделать вид, что их вовсе нету. Но это, к сожалению, тоже невозможно. Их слишком много, а правление у нас пока еще до отвращения демократическое. И вот тут появляется блестящая в своей простоте идея: упорядочить присутствие павианов! Хаос, безобразие узаконить и сделать таким образом элементом стройного порядка, присущего правлению нашего доброго мэра! Вместо нищенствующих и хулиганящих стад и шаек – милые домашние животные.
Гений Стругацких продолжает удивлять. Весь роман "Град обреченный" оказался об Израиле.