Моя знакомая писательница метко охарактеризовала представление ханжей о приличиях: «Слово х.й им, видите ли, неприлично. А обращаться на «ты» к незнакомой женщине — прилично?!»

читать дальшеЯ постоянно сталкиваюсь с персонажами, которые считают себя людьми воспитанными, потому что не употребляют в речи ненормативной лексики. Но при этом могут без всякого мата наговорить вещей, за которые «у нас в порту бьют подсвечниками». И получив вполне вежливый отпор, высказать сожаления о невоспитанности собеседника. А уж если вместо корректного ответа послать хама на х*й, то начнется форменная истерика. Впрочем, давно известно, что наиболее обидчивы и ранимы именно бестактные и хамоватые люди. Так же, как наиболее активными борцами с инвективами являются граждане, плохо владеющие русским языком.

«Я же вот не матерюсь!» — гордо заявляют они. «Так вам и не стоит», — обычно отвечаю я. Потому что неумелый и неуместный мат режет слух. Как заметила известная пожилая литераторша — «Проблема не в ненормативной лексике, а в ужасном канцелярите, который стал речевым эталоном».

Мне русский язык представляется чем-то вроде живого существа. Может быть, даже человека. У которого есть в том числе и те самые органы, в которые и на которые посылают. Вопрос лишь в уместности их демонстрации.

Ровно так же, как неуместен вечерний костюм на загородном пикнике, неуместен высокий стиль в бытовом общении. Мы не снимаем трусы на официальном приеме и — по аналогии — было бы странно услышать в новостях матерящегося диктора.

А вот матерящийся докер — совсем не странно. И я не сторонник тезиса о том, что настоящий литератор выкрутится, но передаст диалог портовой проститутки и того самого докера без мата. Это возможно при определенной степени мастерства, но зачем кастрировать текст? Для чего вместо единственно точного и емкого слова, передающего экспрессию и обстановку, размазывать благопристойную кашу?

То же самое касается разговорной речи. Иван Бунин, великий стилист и первый русский лауреат Нобелевской премии по литературе, был собирателем и ценителем русского мата.

«Мы сели в такси, и по дороге Иван Алексеевич, с обычной своей остротой, принялся рассказывать все, что произошло в русском литературном Париже, выражаясь крепко и по-русски, о своих и моих собратьях. Жаль, не было тогда еще кассет, чтобы сохранить неповторимую (и нецензурную) речь академика. А когда мы выходили из такси, то, обернувшись к нам с веселым лицом, шофер сказал: «Приятно было покатать гордость нашей эмиграции. Я прямо заслушался — ох, и хорошо же Вы знаете русский язык!» — и отказался взять на чай». (Из воспоминаний З.А.Шаховской.)

Боюсь, что большинство нынешних ярых противников мата не сопоставимы с Буниным ни по уровню владения родной речью, ни по масштабу дарования.