Квартиру, которую я сняла, я нашла через маклерскую контору Ашера и Полины. Полина, которой тогда было 46 лет, выглядела на 35. Постоянный избиратель партии "Авода", она была ярая сионистка. Как ни странно это звучит. Для нее в Израиле было все хорошо. Жаркий климат - "тепло!" Шум самолетов, взлетающих с военной базы в Кирьят-Малахи - "наши мальчики тренируются." Запах коров из мошава, который вплотную прилегал к городу - "наши коровки купаются." Может потому, что я чувствовала примерно тоже самое, но еще не могла сформулировать, мы с Полиной понравились друг другу. Квартира была абсолютно пустая. Надо было покупать все. Ашер и Полина свозили меня в киббуц, где я купила довольно дешево всю бытовую технику: холодильник, стиральную машину, микроволновую печь и газовую плиту. Чайник я получила в подарок. Нужно было купить мебель. В Кирьят-Малахе не было большого выбора мебельных магазинов. И я поехала в торговый центр на Цомет Биллу. Цомет - означает перекресток, то есть торговый центр находился не в самом Биллу, а возле. Какой автобус туда идет, мне сказали. И посоветовали спросить, где мне нужно выходить. Я не знала, что об остановке принято спрашивать водителя, и спросила сидящего рядом со мной мужчину. Он не был уверен и спросил водителя через весь автобус. Водитель кивнул, мол, скажет. А пассажиры вступили в дискуссию о том, где же мне лучше выйти, что бы было ближе к торговому центру. Автобус разделился на два лагеря, страсти накалялись. Я сидела тихо и надеялась на водителя. Когда подъехали к нужной остановке, пассажиры, наконец, пришли к консенсусу и стали вопить: "Геверет, выходи, твоя остановка!" У меня мелькнула шальная мысль, что если я сейчас не выйду, то меня просто выбросят из автобуса. Зря что ли спорили всю дорогу?! Решив не искушать судьбу, я вышла. В торговом центре я купила диваны, шкаф, мебель для подростковой комнаты, стол и стулья, а также люстры. Люстры я забрала, а мебель должны были вскоре привезти. И действительно, назавтра привезли все, кроме стола со стульями. Я позвонила в магазин и сказала, что я - новая репатриантка, купила стол и стулья, уже пятница, а меня нет стола для субботы. Через два часа стол и стулья доставили. Квартира приобрела жилой вид. А вот спальню себе я не покупала. Когда я только перенесла в квартиру свои вещи, а их-то было всего две сумки, в дверь позвонили. Это были соседи по лестничной клетке. Подозрительно озираясь по сторонам, они шепотом спросили: "Новая репатриантка?" "Да,"- говорю. "А спальня у тебя уже есть?" "Нет," - говорю. "Мы тебе сейчас принесем, только ты никому дверь не открывай!" Вся семья стала перетаскивать мебель ко мне в квартиру. Дети носили ящички и полочки. Установив мне спальню, соседи расслабились и, пожелав мне легкой абсорбции, ушли. Я осталась в легком недоумении от их странного поведения. Вскоре пришло объяснение. Почти все соседи, узнав, что в их доме поселилась новая репатриантка, спрашивали меня: "А шкаф у тебя есть?" Или "А письменный стол тебе не нужен?" И услышав, что "есть" и "не нужен", огорчались. Ведь это была такая возможность избавиться от еще хорошей, но ненужной мебели! Так что, соседи по лестничной клетке, пользуясь территориальной близостью, опередили всех.
Вскоре начался ульпан. Это курс иврита, который оплачивает государство для новых репатриантов. Ульпан длится полгода и полгода государство выплачивает "корзину абсорбции": деньги на еду, съем жилья, приобретение электротоваров. Таким образом, позволяет не бросаться на поиски работы сломя голову, а выучить язык, чтобы более успешно влиться в израильское общество.
Переподавала у нас в ульпане ивритоговорящая учительница. Здесь такая практика распространена. Учительница не знает ни слова по-русски или по-испански, например. Ведь в ульпане сидят выходцы из разных стран. Учительница объясняет ивритские понятия на иврите, повторяя по нескольку раз разными словами. Так учишься понимать речь, а не отдельные слова. Нашу учительницу звали Хана. Она была религиозной. И она была красавицей. Ухоженная, без единой морщинки, во вкусом одетая. Когда я узнала, что у нее восемь детей, я была в шоке. Когда кто-то из учеников не мог уловить, что Хана пытается сказать, она рисовала. А так как, художница из нее была еще та, то это добавляло веселья в нашу учебу. Однажды Хана нарисовала у меня в тетради английскую булавку. Спустя какое-то время, я забыла об этом рисунке, а когда открыла тетрадку, очень удивилась, кто мог нарисовать мне в тетраде член, да еще так подробно?
Иврит у меня шел неплохо. Возможно, потому, что я уже пыталась учить его самостоятельно. Возможно, потому, что язык уже не деревенел от ивристких слов, так как я привыкла произносить брахот (благословения). Меня угнетало, что мыслю я на несколько порядков сложнее, чем могу выразить свои мысли словами. Я набирала словарный запас. На маленьких разноцветных листочках я писала с одной стороны слово на иврите, а с другой - по-русски. Потом перемешивала и по вечерам часами крутила листочки, заучивая слова. Эти листочки я не выбросила.
Когда ульпан был закончен и экзамен сдан, я решила выбираться из Кирьят-Малахи. Я купила квартиру в Ашкелоне. После Малаховки Ашкелон мне уже казался большим городом. Но к Кирьят-Малахи я испытываю нежные чувства, это как вторая родина. Моя теплица. Но мне пора было начинать самостоятельную жизнь в Израиле.
Вот так, если откинуть все промежуточные звенья, то на вопрос: "Почему ты оказалась в Израиле?" я могу ответить: "Потому что, в школе № 95 грязные стаканы."